– Эзергиль, ты мог бы отказаться от своего выигрыша! Это… это… нечестно! Получается, что ты помогал Алеше не из-за того, что он нуждался в помощи, а потому, что ты должен был за это деньги получить!
– Конечно, – согласился я. – А еще я за это получал зачет по практике. Как считаешь, зачет по практике и пятьсот монет не слишком мало за помощь людям?
– Эзергиль! Ты несносен! Хам!
– Знаю. Ты мне об этом неоднократно говорила. Знаешь, чтобы сэкономить в дальнейшем время, вместо всяких там подонков, хамов, бессердечных называй меня просто «черт». Я пойму.
Альена вздохнула.
– Порой я не понимаю, когда ты шутишь, а когда серьезен.
– О, тут все просто. Когда я серьезен – я шучу, а вот когда шучу – то я смертельно серьезен.
– Ты нарочно меня пытаешься запутать?
– Не знаю. По моему скромному мнению, запутать можно только того, кто хочет запутаться. Так мы идем в парк или нет?
– Нет. – Альена развернулась и зашагала по коридору. Я ее догнал и пристроился рядом.
– Ты что, обиделась, что ли?
Альена мотнула головой.
– Нет. Но я обещала прийти только на комиссию. Ты-то сдал свою практику, а мне еще сдавать.
– Да тебе-то что волноваться? Думаешь, не сдашь?
– Не знаю. Я очень много ошибок сделала. Ведь из-за нашей ошибки и отец Федор погиб. До сих пор себе простить не могу.
Я молча зашагал рядом. Потом задумчиво кивнул.
– На самом деле тут больше моя вина. В конце концов, и план был мой.
– Я же не дурочка! И своя голова на плечах имеется. Я ведь знала столько же, сколько и ты. Подумать немного могла бы.
– Знаешь, сейчас глупо обвинять себя. Да, наша вина есть. Виноваты мы. Но ошибку уже не исправить. Ее можно принять к сведению и не повторять. И я бы на твоем месте исключил ошибки из отчета.
Альена уничижительно посмотрела на меня.
– Ничуть не сомневаюсь, – едко отозвалась она.
– Нет, – замотал я головой. – Ты не поняла. Ошибки, если ты что-то делаешь, а не лежишь на печи, у тебя будут. Никуда от них не деться. Другое дело – отношение к ним. Можно до конца жизни каяться в них и потом боятся чихнуть лишний раз – вдруг заразишь кого невзначай. А можно учиться на ошибках. Но в любом случае знать о них лучше только тебе. Другим знать о них совершено не обязательно.
– Я разберусь, Эзергиль, – холодно отозвалась Альена.
– Разберись. Но ошибки надо исправлять и не повторять, а не каяться в них, выставляя на всеобщее обозрение. Это уже мазохизмом попахивает. Ты еще с людей пример возьми. Бери железный хлыст, разуйся и вперед босиком по дорогам, хлеща себя по спине. Всем будет видно твое искреннее раскаяние.
Альена даже не удостоила меня ответа.
– Слушай, если мне не веришь, то хоть дядю моего спроси.
Альена остановилась. Впервые я видел у нее на лице сомнение.
– Думаешь, он тебя поддержит?
Я неуверенно помялся.
– Не во всем, – честно признал я. – Думаю, многие вопросы он оставит на твое усмотрение и твою совесть. Однако я достаточно был с дядей, чтобы понять ход его мыслей. Есть искренность и есть Искренность. Одна выставляется напоказ, а другая просто есть. Вот и реши, чего в твоем отчете больше.
Альена закусила губу и молча рассматривала меня. Я стоял напротив нее и тоже молчал.
– Все-таки вы, черти, страшные существа. Даже я засомневалась в себе. Сейчас уже начала размышлять, насколько мои поступки были искренни и сколько в них было позерства.
– Тьфу. И ты сплюнь. Я тебе вовсе не то хотел объяснить. В конце концов, в каждом из нас живет артист, и все мы немного играем свои роли. Не зацикливайся на глобальном. А лучше поговори с дядей. Думаю, он подкинет тебе материал для размышлений.
– Хорошо, – согласилась Альена.
– Только поговори с ним раньше, чем закончишь отчет.
– Я же сказала, что поговорю.
– Вот и отлично. А ты уверена, что не хочешь в парк?
– Эзергиль, я ведь и так чуть ли не с боем отвоевала у мамы возможность отправиться сегодня в Ад. А мне еще готовиться надо. Мне завтра сдавать практику.
– Тогда я тебя провожу. Ты на самолете или на поезде?
– На поезде.
– Отлично. Я провожу тебя – и обратно в школу.
Альена кивнула. Дальше мы шли молча. Особенно не торопились. Изредка перекидывались ничего не значащими словами. Каждый из нас понимал, что сегодня был сделан первый шаг, который должен в корне изменить нашу судьбу. Думаю, Альену терзали сомнения не меньше моего. Да она их и скрывала хуже меня. Не умела притворяться. Вот и сейчас пару раз она задумывалась и отвечала невпопад. Недалеко от вокзала я остановился. Альена, обнаружив, что я не иду рядом с ней, обернулась и с недоумением посмотрела на меня.
– Ты чего?
– Слушай, если ты не хочешь или сомневаешься, то еще не поздно отыграть назад. Можно прекратить все это.
– Что?
– Аль, ну перестань строить из себя дурочку! Ты прекрасно поняла, о чем я. Мы можем сейчас просто разойтись, и все. Сказать, что пошутили по поводу объединения усилий Ада и Рая. Ты ведь сегодня видела, как отреагировали на мое предложение. И это еще более или менее сдержанная реакция была. В комиссии ортодоксов не было. А уж какой они вой поднимут…
– А ты что скажешь?
– Я поддержу тебя.
– Не увиливай.
– Я и не пытаюсь. Но я черт, Аль. Борьба – это моя стихия. Я же говорил тебе. Соревнование разумов. Это же Игра. С большой буквы. А я Игрок. По натуре Игрок. И чем сильнее игроки против меня, тем лучше. Я наслаждался Игрой с Ксефоном, но он не моего ранга. Он мелочь. Бес. Я же хочу в высшую лигу. И разве не вызов всем – пройти первым! Пройти по дороге, по которой до тебя еще никто не ходил! Это даже не высшая лига. Это вершина. Пусть даже я сверну себе шею, но я ее сверну не на проторенной тропинке, а карабкаясь на самый верх. Карабкаясь там, где до меня никто не ходил. Я первопроходец!